СКАЗКА
О
ЗОЛОТОМ ПЕТУШКЕ.
А.
С. Пушкин
(внутренне-духовный
взгляд с точки зрения масонских увлечений
А. Пушкина. Настоящее масонство мало кто знает, но ругают, по невежеству своему, - все.)
(каа)
Царь Дадон или Додон — от слова «долдонить» - упрямо твердить своё мнение. Дадон — это человек с устойчивым эгоистическим мнением, олицетворение власти, образ малхут (ивр. «царство, власть»).
Мудрец, звездочёт, скопец — это человеческий разум; на иврите - «бина».
Золотой петушок - это высший сторож или экран разума на получение искушающих мыслей, в масонских категориях масах де-бина.
Сыновья Дадона — это порождения человека, как аргументы с логической точки зрения, т.е с левой стороны, и абстрактного мышления, т.е с правой стороны.
Шамаханская царица или «сама Ханская царица» - искушение со стороны познания; познание - на иврите «даат». Познание противоположного пола и любое другое познание имеют один корень и приходят как заря востока.
Мудрец, золотой петушок и шамаханская царица — это представители восточного царства или тиферет — красота.
Сюжетная линия:
Человек, ощущающий себя царём своей природы, по прошествии времени насыщается жизнью. И искушения с разных сторон света (запад — малхут, власть; юг — хесед, милость; север — гвура, мужество; восток — тиферет, красота) уже не радуют его, а тревожат, отнимая здоровье.
Он обращается за помощью к своему разуму, который в виде мудреца даёт человеку совет и экран-сторож в виде золотого петушка. Последний — это тонкая грань между желаниями получать наслаждения и покоем. Помещенный на спицу петушок, т.е подъем власти-малхут в разум-бина предупреждает о том, что не нужно принимать непрошеных гостей, т.е искушения. Происходит сокращение. Это действие, эта служба разделяет разум на две части своей средней линией, что звучит как «царствуй лёжа на боку!» Ограничивая себя человек обретает временный покой. Но когда приходит самое большое искушение - искушение познанием, как сказано о грехопадении: «и познал Адам Еву», человек не в силах устоять. Он нарушает своё слово и отменяет разум — а слетевший экран убивает его самого.
Негде,
в тридевятом царстве,
(Негде
— это слово не означает «где-то», а
скорее «неизвестно где», не в земном, а
в небесном царстве!
Царство
— всегда выше в наших представлениях
и больше, чем государство. Царство
может быть стихией, например, царство
разума или царство огня. Государство
же относится только к сфере человеческого
общежития.
Три-девятое
царство — где «три» означает в библейских
категориях тройственность отношений
«Он — Она(о) — То, что между ними». Можно
сказать «три линии», можно сказать Га*Р
(так называемые «три
первых»: кетер-хохма-бина
или «ореол мыслей» -
«мудрость получения их» - «разум
рассуждения»), а можно
сказать «троица» или тройственный союз
Одного (сознания);
«девятое» - означает категорию основы
всего — есод. Как известно
девять первых оценок человека относятся
всё ещё к духовным категориям и лишь
десятая составляющая является законченным
сущим.)
В
тридесятом государстве,
(Тридесятое
государство — это малхут де-малхут,
т.е
окончательно определённое десятое,
человеческое, вышедшее
из
духовной девятки
сфирот. В любом человеке, в любом
государстве, в
любом небесном корне сохраняется
тройственность или три линии человека,
т.к мы можем рассматривать что бы то ни
было только с точки зрения человеческих
отношений. Поэтому государство
«три-десятое».)
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело;
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
Жил-был славный царь Дадон.
С молоду был грозен он
И соседям то и дело
Наносил обиды смело;
Но под старость захотел
Отдохнуть от ратных дел
И покой себе устроить.
Тут соседи беспокоить
Стали старого царя,
Страшный вред ему творя.
Чтоб концы своих владений
Охранять от нападений,
Должен был он содержать
Многочисленную рать.
(Бесполезно
бороться с многочисленными привычками
силой тела. Человек
начинает избегать возможностей встретить
искушения — и это правильный путь, но
без веры, без осознания надобности, что
называется помощь свыше, человеческая
воля слаба.)
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря. Со злости
Инда плакал царь Дадон,
Инда забывал и сон.
Воеводы не дремали,
Но никак не успевали:
Ждут, бывало, с юга, глядь, —
Ан с востока лезет рать.
Справят здесь, — лихие гости
Идут от моря. Со злости
Инда плакал царь Дадон,
Инда забывал и сон.
(Совершенно
замечательное сокращение. Русский язык
изобилует такими сокращениями в
словообразовании, например, «есть ли —
если». Сокращение слов, сокращение
мыслей, как и сокращение Бога, удаление
Его, приводят к обогащению смысла!)
Что и жизнь в такой тревоге!
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.
Что и жизнь в такой тревоге!
Вот он с просьбой о помоге
Обратился к мудрецу,
Звездочету и скопцу.
(Разум
не имеет своих собственных желаний и
мыслей, в этом смысле он свободен, как
«свобода выбора». Поэтому говорят, что
он «обрезан» от плотских удовольствий,
оскоплён! Разум
изначально занимает нейтральное
положение между высшим и низшим, т.е
между светом жизни и тьмой воплощения.
Разум ждёт обращения человека и готов
обслуживать хорошие или плохие привычки.)
Шлет за ним гонца с поклоном.
Вот мудрец перед Дадоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
Шлет за ним гонца с поклоном.
Вот мудрец перед Дадоном
Стал и вынул из мешка
Золотого петушка.
«Посади ты эту птицу, —
Молвил он царю, — на спицу;
Петушок мой золотой
Будет верный сторож твой:
(Как
мудрец и духовник делится своим экраном
на злое начало с учеником, так высший
разум человека (Га*Р де-бина) может дать
силу экрана при достаточной вере.)
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется».
Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа! —
Возглашает воевода, —
Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая: —
А?.. Кто там?.. беда какая? —
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит;
Страх и шум во всей столице».
Коль кругом всё будет мирно,
Так сидеть он будет смирно;
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место обернется».
Царь скопца благодарит,
Горы золота сулит.
«За такое одолженье, —
Говорит он в восхищенье, —
Волю первую твою
Я исполню, как мою».
Петушок с высокой спицы
Стал стеречь его границы.
Чуть опасность где видна,
Верный сторож как со сна
Шевельнется, встрепенется,
К той сторонке обернется
И кричит: «Кири-ку-ку.
Царствуй, лежа на боку!»
И соседи присмирели,
Воевать уже не смели:
Таковой им царь Дадон
Дал отпор со всех сторон!
Год, другой проходит мирно;
Петушок сидит всё смирно.
Вот однажды царь Дадон
Страшным шумом пробужден:
«Царь ты наш! отец народа! —
Возглашает воевода, —
Государь! проснись! беда!»
— Что такое, господа? —
Говорит Дадон, зевая: —
А?.. Кто там?.. беда какая? —
Воевода говорит:
«Петушок опять кричит;
Страх и шум во всей столице».
(«Столица»,
как сто лиц, т.е 10 раз по десять являет
собой
образ
полного
парцуфа
(ивр.
«составляющие характера») человека.
При приближении искушения, человек
дрожит всей душой и телом.)
Царь к окошку, — ан на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, на́ конь! Эй, живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
Царь к окошку, — ан на спице,
Видит, бьется петушок,
Обратившись на восток.
Медлить нечего: «Скорее!
Люди, на́ конь! Эй, живее!»
Царь к востоку войско шлет,
Старший сын его ведет.
(Старший
сын с дружиной — абстрактные аргументы
человека против опасности искушения.)
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей;
Петушок угомонился,
Шум утих, и царь забылся.
Вот проходит восемь дней,
А от войска нет вестей;
(Восемь
дней — восемь сфирот (восемь
ступеней-оценок) снизу
вверх от малхут до хохма (ивр. «мудрость»),
свет которой как известно приходит с
востока, и именно на этот свет познания
жизни был установлен масах (ивр. «экран»)
в виде золотого петушка.)
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.
Было ль, не было ль сраженья, —
Нет Дадону донесенья.
(«Сражение»
- это взаимопроникновение света: прямого,
с востока, как озаряющее наслаждение и
отражённого, за счёт экрана на приходящих
непрошеных гостей, который выдвигает
навстречу искушению аргументы правой
линии. Но, если нет от
такого сражения обратной связи с телом,
т.е если свет сражения не опускается
вниз в царство, к малхут, то считается,
что сопротивление искушению произошло
лишь на уровне идеи и абстрактных
расчётов.)
Петушок кричит опять.
Кличет царь другую рать;
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них!
Снова восемь дней проходят;
Петушок кричит опять.
Кличет царь другую рать;
Сына он теперь меньшого
Шлет на выручку большого;
Петушок опять утих.
Снова вести нет от них!
Снова восемь дней проходят;
(Всё
вышесказанное повторяется вновь для
младшего сына Дадона, т.е аргументы
левой линии или логические доводы экрана
человека на искушение также терпят
неудачу — подъём-поход возможен,
проникновение в силу искушения возможно,
смешение с пороком нечистоты возможно,
но нет сражения, нет чистого оттеснения,
без соприкосновения со сладостью.)
Люди в страхе дни проводят;
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку, —
Сам не зная, быть ли проку.
Люди в страхе дни проводят;
Петушок кричит опять,
Царь скликает третью рать
И ведет ее к востоку, —
Сам не зная, быть ли проку.
(Средняя
линия самого человека.)
Войска идут день и ночь;
Им становится невмочь.
Ни побоища, ни стана,
Ни надгробного кургана
Не встречает царь Дадон.
«Что за чудо?» — мыслит он.
Вот осьмой уж день проходит,
Войско в горы царь приводит
И промеж высоких гор
Видит шелковый шатёр.
Войска идут день и ночь;
Им становится невмочь.
Ни побоища, ни стана,
Ни надгробного кургана
Не встречает царь Дадон.
«Что за чудо?» — мыслит он.
Вот осьмой уж день проходит,
Войско в горы царь приводит
И промеж высоких гор
Видит шелковый шатёр.
(«Шатёр
в ущелье между горами» - известное и
распространённое библейское выражение,
указывающее иносказательно не только
на «женские прелести», но и на нечистый
мир Создания (ивр. «Брия»). Свет-наслаждение
нечистого мира Создания является самым
большим искушением для человека.)
Всё в безмолвии чудесном
Вкруг шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит.
Царь Дадон к шатру спешит...
Что за страшная картина!
Перед ним его два сына
Без шеломов и без лат
Всё в безмолвии чудесном
Вкруг шатра; в ущелье тесном
Рать побитая лежит.
Царь Дадон к шатру спешит...
Что за страшная картина!
Перед ним его два сына
Без шеломов и без лат
(Без
экранов.)
Оба мертвые лежат,
Меч вонзивши друг во друга.
Оба мертвые лежат,
Меч вонзивши друг во друга.
(В
борьбе за наслаждение, аргументы двух
способов мышления в затуманенном
сознании, обращаются друг против
друга.)
Бродят кони их средь луга,
Бродят кони их средь луга,
(Остаются
от высоких аргументов только их животные
начала.)
По притоптанной траве,
По кровавой мураве...
Царь завыл: «Ох дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Оба наши сокола!
Горе! смерть моя пришла».
Все завыли за Дадоном,
Застонала тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор
Потряслося. Вдруг шатёр
Распахнулся... и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя.
Как пред солнцем птица ночи,
Царь умолк, ей глядя в очи,
По притоптанной траве,
По кровавой мураве...
Царь завыл: «Ох дети, дети!
Горе мне! попались в сети
Оба наши сокола!
Горе! смерть моя пришла».
Все завыли за Дадоном,
Застонала тяжким стоном
Глубь долин, и сердце гор
Потряслося. Вдруг шатёр
Распахнулся... и девица,
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя.
Как пред солнцем птица ночи,
Царь умолк, ей глядя в очи,
(Стоит
ли описывать приход блаженства и познания
крайнего удовольствия — всем известное
состояние.)
И забыл он перед ней
Смерть обоих сыновей.
И она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищён,
Пировал у ней Дадон
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала,
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ, —
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон...
Вдруг в толпе увидел он,
В сарачинской шапке белой,
Весь как лебедь поседелый,
И забыл он перед ней
Смерть обоих сыновей.
И она перед Дадоном
Улыбнулась — и с поклоном
Его за руку взяла
И в шатер свой увела.
Там за стол его сажала,
Всяким яством угощала;
Уложила отдыхать
На парчовую кровать.
И потом, неделю ровно,
Покорясь ей безусловно,
Околдован, восхищён,
Пировал у ней Дадон
Наконец и в путь обратный
Со своею силой ратной
И с девицей молодой
Царь отправился домой.
Перед ним молва бежала,
Быль и небыль разглашала.
Под столицей, близ ворот,
С шумом встретил их народ, —
Все бегут за колесницей,
За Дадоном и царицей;
Всех приветствует Дадон...
Вдруг в толпе увидел он,
В сарачинской шапке белой,
Весь как лебедь поседелый,
(Похоже,
что царь не семь дней потешался, а семь
лет, коль мудрец успел поседеть.)
Старый друг его, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подь поближе! Что прикажешь?»
— Царь! — ответствует мудрец, —
Разочтемся наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
Старый друг его, скопец.
«А, здорово, мой отец, —
Молвил царь ему, — что скажешь?
Подь поближе! Что прикажешь?»
— Царь! — ответствует мудрец, —
Разочтемся наконец.
Помнишь? за мою услугу
Обещался мне, как другу,
Волю первую мою
(Первое
слово всегда от Бога! И понятное дело,
что девица скопцу нужна не для наслаждения,
а для умерщвления. Но поздно упавшему
человеку обращаться к разуму — то
чистое, что осталось в разуме уже
становится ненавистным врагом.)
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу. —
Крайне царь был изумлён.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть пол-царства моего».
— Не хочу я ничего!
Подари ты мне девицу,
Шамаханскую царицу, —
Говорит мудрец в ответ.
Ты исполнить, как свою.
Подари ж ты мне девицу,
Шамаханскую царицу. —
Крайне царь был изумлён.
«Что ты? — старцу молвил он, —
Или бес в тебя ввернулся,
Или ты с ума рехнулся?
Что ты в голову забрал?
Я, конечно, обещал,
Но всему же есть граница.
И зачем тебе девица?
Полно, знаешь ли кто я?
Попроси ты от меня
Хоть казну, хоть чин боярской,
Хоть коня с конюшни царской,
Хоть пол-царства моего».
— Не хочу я ничего!
Подари ты мне девицу,
Шамаханскую царицу, —
Говорит мудрец в ответ.
(Разум,
понимая опасность пленённого искушением
человека, требует вырвать корень именно
этого
наслаждения и не отвлекается на другие, более
слабые, света, т.е искушения «по
обмену».)
Плюнул царь: «Так лих же: нет!
Ничего ты не получишь.
Сам себя ты, грешник, мучишь;
Убирайся, цел пока;
Оттащите старика!»
Старичок хотел заспорить,
Но с иным накладно вздорить;
Царь хватил его жезлом
По лбу; тот упал ничком,
Да и дух вон. — Вся столица
Содрогнулась, а девица —
Хи-хи-хи! да ха-ха-ха!
Не боится, знать, греха.
Плюнул царь: «Так лих же: нет!
Ничего ты не получишь.
Сам себя ты, грешник, мучишь;
Убирайся, цел пока;
Оттащите старика!»
Старичок хотел заспорить,
Но с иным накладно вздорить;
Царь хватил его жезлом
По лбу; тот упал ничком,
Да и дух вон. — Вся столица
Содрогнулась, а девица —
Хи-хи-хи! да ха-ха-ха!
Не боится, знать, греха.
(Матери
греха — грех не страшен.)
Царь, хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся ей умильно.
Вот — въезжает в город он...
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился... и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
Царь, хоть был встревожен сильно,
Усмехнулся ей умильно.
Вот — въезжает в город он...
Вдруг раздался легкой звон,
И в глазах у всей столицы
Петушок спорхнул со спицы,
К колеснице полетел
И царю на темя сел,
Встрепенулся, клюнул в темя
И взвился... и в то же время
С колесницы пал Дадон —
Охнул раз, — и умер он.
А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывало.
(Закономерная
развязка, когда человека в его духовном
устремлении и ставшего на путь ограничений,
часто убивает не грех, а предательское
пренебрежение к экрану. Объяснение.
Злое начало постепенно убивает животное,
но человека на духовном пути злое начало
сопровождает, незаметно паразитируя
на нём. И тогда высший разум пробивает
экран головы, и человек считается
как-будто уже не в силах выполнить свою
миссию. Неспособность бороться убивает
человека — не дай Бог и не дай Бог!)
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
Сказка ложь, да в ней намек!
Добрым молодцам урок.
ОтветитьУдалитьОднажды на льду выступал Мастер!
Человек настолько хорошо владел и телом своим и инструментом, что именно ему доверили сыграть на льду роль начинающего «неумеки».
-Почему?...доверили именно Мастеру!
Это было очень смешно и зритель смотрел ,смеялся и верил, что перед ним настоящий «новичок» - человек впервые стоявший на коньках.
И только внимательный наблюдатель неотрывно следил за каждым движением мастера, восхищаясь и задаваясь вопросом:
-Как такое возможно? Какой Талант нужен для того, чтоб вот так –будучи Мастером, смочь! …
Нет! Не просто вспомнить в мысли своей.
А вот так: реально ,катаясь на самом деле –неуклюже и смешно для зрителя…
- Легко?!
- А вы пробовали ?!
И вот, читая эту сказку, подумалось :
- Если человек открыл сказку и вот так смог прочесть?!
Можно улыбнуться и сказать:
-Это же просто сказка!
А вы –попробуйте?!